По-хорошему, нужно начинать учиться заполнять шапки и искать себе бету...

Daily Life Fest. Bleach - АУ - Маюри/Урью Маюри - деревенский алхимик, Урью - имперский лучник, раненый в бою. Лучнику приходится остановиться в деревне, где вылечить его может только алхимик. [Пожалуйста, без описания всяких политических и научных мат.частей] Упор - на отношениях сварливого врача и гордого больного, что они переживают вместе, как притираются друг к другу. Что-то такое. Hurt/comphort


читать дальшеВсе войны одинаковы и похожи одна на другую, как родные сестры. Можно долго спорить, искать отличия, кричать о войнах "за правое дело" и войнах, затеянных ради наживы. И только выбираясь из-под кучи земли и трупов можно осознать, что все это - пустые слова. Любая война - это кровь, пот, запах гари, отдача от чужих заклинаний, чувство усталости, переходящее в отупение, и ноющие от постоянного спускания тетивы пальцы. Впрочем, из последних сил рвущийся к воздуху Исида об этом не думал. Ему даже не слишком хотелось жить: бой имперские войска проиграли, и ему, лучнику элитной, "серебряной", сотни, дававшему присягу в присутствии самого Императора, лучше было бы не пережить такого позора. Ведь они клялись, что победят или умрут. Тем не менее, пока сознание отступило под натиском боли от ран, телом руководил инстинкт самосохранения, который и заставлял лучника бороться за каждый вздох.

Все войны одинаковы по своей сути, они похожи, как два алмаза - форма разная, структура одна. Достаточно увидеть одну войну, чтобы знать, каковы все остальные. Маюри видел много войн, и не всегда мог сходу отличить одну от другой. Всегда одно и то же: дым над селениями, испытание боевых заклинаний, заказы на новые эликсиры, бесконечная череда чужих ран и вечная человеческая тупость. Вот и сейчас селяне только в самую последнюю минуту решились наконец уйти из деревни, когда поняли, что сражение неминуемо и их запросто может накрыть шальными заклинаниями. Самому Маюри уходить было незачем. Пусть попробуют его тронуть.

- Жив! ******, этот **** жив! - пожилой бородатый мужчина в форме "серебряных" упал на колени рядом с черноволосым парнишкой, почти скрытым под телами мечников из "золотой" сотни. Молодой человек, почти мальчик, едва дышал, но так и не разжал пальцев, стискивавших лук.
- Слава Солнцу! - к нему поспешили еще двое. Выживших "серебряных" можно было пересчитать по пальцам одной руки. Не ожидало, ох, не ожидало командование, что маги противника все же успеют добраться до поля битвы. Подвели в этот раз "серые", им еще за это достанется. Почти полного уничтожения "золотых" и "серебряных" Император не простит даже всемогущей и находящейся на особом положении разведке.
- Надо лекаря какого найти! Быстрее!

В дверь постучали с такой силой, что снесли бы, не будь она заранее укреплена заклинанием. Маюри недовольно оторвался от занесения в дневник результатов последнего опыта. На крыльце ругались так, что становилось понятно - от него не отстанут. А значит, придется выяснять, кого там принесло.
- Чего надо?
Лучник, явно не ожидавший, что ему так быстро откроют, уставился на хозяина дома и немедленно с нецензурным возгласом отшатнулся назад - перед ним стоял высокий худощавый мужчина, с неестественно смуглой кожей, золотыми глазами и синими волосами, завязанными в хвост на затылке.
- Ну? - поторопил Маюри.
Лучник оглянулся на спутников и решился.
- Сможешь поставить его на ноги? - спросил он, кивнув на носилки. В конце концов, армейский целитель сказал, что парень не жилец, и какая разница, как выглядит этот алхимик, если, по мнению местных, он способен мертвого оживить.
- Я целительством не занимаюсь, - раздраженно бросил Маюри и собирался уже закрыть дверь. Но в нее немедленно уперся тяжелый сапог, а перед носом алхимика недвусмысленно замаячил внушительный кулак.
- Если можешь - лечи! - рявкнул лучник. - Он - из "серебряных", понял? Его заклинанием шарахнуло, лекарь говорит, заклинание из новых, поэтому и не вылечить его...
- Заклинание из ноооовых? - задумчиво протянул алхимик. Принадлежность раненого к одной из самых известных частей имперской армии его явно не впечатлила. Маюри спустился и простер руку над лежащим на носилках телом.
- Эй, ты чего? - осторожно подался вперед ведущий переговоры боец. Но мешать алхимику не решился. Несколько секунд прошли в полной тишине. Затем Маюри коротко бросил:
- Заносите! - и вошел в дом, показывая комнату.
Когда юного лучника осторожно переложили с носилок на кровать, старший бросил на стол увесистый мешок, внушительно звякнувший при соприкосновении со столешницей.
- Мы сейчас уйдем. Вернемся за ним, как только сможем. Не разочаруй нас. - Последнее прозвучало явной угрозой.
Маюри лишь улыбнулся и ткнул пальцем в сторону двери. Лучников как ветром сдуло. Ученый же равнодушно бросил золото в один из сундуков и склонился над раненым. Новое боевое заклинание, вызвавшие такие симптомы - это интересно, очень интересно. Намного интереснее золота.

Урью казалось, что он смотрит на Империю с высоты птичьего полета, но видит при этом каждое дерево в лесу, каждого путника на кажущихся бесконечными дорогах, каждый дом в деревне. Дарованное ему необычайно острое зрение позволяло различать самые мелкие детали. Вот только стоило ему попытаться сосредоточиться хоть на чем-то, как глаза немедленно застилал туман. Стоило немного расслабиться, и мир вновь возникал перед ним во всей красе. Лесное озеро, почти идеально круглое, в обрамлении раскачивающихся на сильном ветру деревьев, привлекло его внимание. В озеро впадал неширокий ручей, и Урью бездумно попытался проследить взглядом весь путь искристой воды. На опушке леса он заметил небольшой деревянный дом. Попытка разглядеть его внимательнее в очередной раз привела к мутной пелене перед глазами, которая в этот раз рассеиваться не пожелала. Она становилась все гуще и гуще, постепенно приобретая насыщенный черный цвет. Наконец Исида вообще перестал видеть что-либо помимо плотной черноты. Вместе с тьмой пришла и боль.

Мальчишка негромко застонал и попытался пошевелиться. Маюри немедленно подошел к нему и дотронулся до висков юноши. Довольно хмыкнул и спросил:
- Ну что, очухался?
Парень промычал что-то невнятное.
- Все еще нет, - констатировал ученый и задумался. Ситуация была странной и не совсем понятной. С одной стороны, пары капель должно было хватить, чтобы парень пришел в себя в тот же день. Но пошли уже вторые сутки, а мальчишка все еще валялся бревном. Но и умирать вроде как уже не собирался. Поэтому Маюри и не хотел пока увеличивать дозу - сдохнуть и так не сдохнет, а рисковать без особых причин не стоило. Думая о риске, Маюри, конечно, имел в виду опасность раскрытия некоторых своих тайн, а никак не здоровье юного лучника.
Мальчик вздохнул и попытался что-то сказать.
- Ммм? - Маюри склонился над раненым.
- Почему... почему я ничего не вижу? - голос звучал еле слышно.
- Эээ? - изумился Маюри - глаза юноши были широко распахнуты, он словно пытался разглядеть небо сквозь крышу дома. К слову, были эти глаза такого цвета, будто это самое небо в них отражалось.
- Значит, еще и зрение? - удовлетворенно пробормотал ученый. - Ну, теперь понятно...
- Кто вы? Где я? И как я здесь оказался?
- Оооо, он едва в состоянии говорить, а уже задает столько вопросов, - ехидно произнес ученый, по-прежнему обращаясь к самому себе, а не к своему пациенту.
- И чем все... - мальчик замолчал, но не столько из-за недостатка сил, сколько из боязни услышать ответ.
- Чем закончилось сражение, хотел ты спросить? - кажется, впервые Маюри заинтересовало не ранение, а сам пациент. По тону юноши как-то сразу стало понятно, что последний вопрос для него явно важнее, чем все предыдущие. Мальчик даже о состоянии своем не спросил, не попытался узнать, а вернется ли к нему зрение, нет, он со страхом ждал новостей о сражении, в котором чудом не погиб.
- Полным разгромом имперских сил, - сообщил Маюри безжалостно и с интересом стал ждать реакции юноши. Тот застонал, попытался сжать пальцы и вскрикнул, на это раз от боли физической. "Ну да, как я и думал, - поморщился ученый. - Выращивать убежденных фанатиков в имперской армии еще не разучились. Того и гляди, он с собой покончить попытается, от избытка верноподданнических чувств."
Пользуясь тем, что мальчик пришел в себя, Маюри начал повторный осмотр, теперь уже сопровождая его вопросами. Парень упорно молчал или отвечал односложно, если алхимик очень настаивал.
- Вы зря тратите время, - попытался убедить он Маюри.
- Цыц, - прикрикнул ученый. Еще не хватало выслушивать от мальчишки всякий вздор.
- Вы не понимаете, принесенная мною клятва обязывает меня...
- Тихо, я сказал! А то получишь заклинанием по лбу, и дальше я буду работать в тишине.
Парень замолчал. То ли сил молоть чепуху у него уже не было, то ли вновь терять сознание не хотелось. Когда через полчаса Маюри прекратил мучить лучника вопросами и весьма болезненными прикосновениями, встал и вышел из комнаты, тот по-прежнему не произнес ни слова.

Упрямый мальчишка молчал и весь следующий день, замкнувшись в себе и не реагируя на присутствие алхимика. Это вполне устраивало Маюри, но временами все же весьма усложняло работу. Да и отсутствие какой бы то ни было реакции на язвительные замечания и насмешки заставляло ученого слегка скучать. Хуже всего было то, что парень отказывался от еды. Смерть пациента в планы Маюри не входила, по крайней мере, пока. А значит, следовало вывести его из этого состояния.
После полудня Маюри вошел в комнату больного с большой миской нечищеной картошки и ножом в руке, поставил все это на стол и некоторое время постоял над лучником, внимательное рассматривая его. Тот по-прежнему ничем не выдал того, что заметил присутствие ученого. Удостоверившись, что парень не спит, а значит, задуманный спектакль не пропадет втуне, Маюри сел за стол и принялся за чистку картошки. И начал рассказывать об одном из боев последней войны, в результате которой и взошел на трон нынешний Император. Рассказчиком ученый был изумительным, да и то, что он был непосредственным участником всех событий, добавляло повествованию живости. Алхимик озвучивал такие детали и подробности, которых, казалось, знать не мог вообще никто, кроме самых близких к Императору людей. Постепенно рассказ уходил все дальше в прошлое, охватывая историю Империи и соседних держав, а то возможно и вовсе не существующих народов. Потом ученый вновь вернулся к событиям последних полутора сотен лет, рассказывая невероятные подробности становления страны, которую сейчас гордо именовали Великой Империей. Затем Маюри плавно начал переходить к истории возникновения современной военной структуры, вспоминая больше похожие на легенды истории о возникновении "золотых" - элитной сотни мечников, "серебряных" - лучников, "серых" - разведки, "алых" - личной охраны Императора... Маюри почти охрип. Юноша за все время не проронил ни слова.
И все же результат был. Вечером юноша позволил алхимику себя накормить. А когда тот уже почти вышел из комнаты, негромко произнес:
- Меня зовут Исида... Урью Исида.
Ученый довольно улыбнулся.
- Можешь называть меня Маюри.

Еще через пару дней Исида вновь начал жалеть о том, что не умер. Воистину, уж лучше вечная ночь в Мире Тьмы, чем ежедневные издевательства этого сумасшедшего ученого! И если причиняемые алхимиком физические страдания можно было вынести, то его пренебрежительное отношение к Императору и Империи, постоянные язвительные высказывания о том, что раньше казалось святым и неприкосновенным, выводили Урью из себя. Самым же отвратительным в Маюри было то, что с ним совершенно невозможно было спорить.

- Империя - великая страна! Мудрость Императора принесла мир и процветание ее жителям!
- Миииир? Ты, конечно, не видишь, - Маюри подчеркнул слово "видишь", - но мне вот отлично видно в это окно, как в воздух поднимается столб дыма. Знаешь, что это горит? Это горит миииирная деревня в двух тысячах шагов отсюда.
- Это не вина Императора! Если бы картайцы не напали...
- Они бы не напали, если бы вы по приказу вашего Императора не пошли с мечами, луками и магией насаждать мир на их землях.
- Империя несет прогресс!..
- В города. Поверь, в упомянутой мной деревне ничего не изменилось с доимперских времен...
- Тебе-то откуда знать? Ты здесь был до Империи?
- Здесь или в другом месте, какая разница? Селения и люди везде одинаковы.
- Это было около ста лет назад!
- Ну и что?
- Как что? Тебе сколько лет?
"Больше, чем ты думаешь", - хмыкнул Маюри, но вслух произносить не стал и сразу вышел из комнаты. Лучник насколько мог громко высказал все, что думал о подобном поведении, чем немало позабавил ученого.

После второго такого спора Маюри обратил внимание на то, что мальчик был совсем не глуп. Слова алхимика явно доходили до сознания паренька, заставляя того анализировать и сопоставлять. Постепенно споры стали приобретать другой характер - теперь Исида скорее задавал вопросы, чем возражал. Ученый же теперь делился информацией неохотно. Не то чтобы он боялся выдать юноше свои секреты, нет, просто ему было любопытно, до чего мальчик сможет дойти своим умом, основываясь на своих прежних знаниях и недоговорках ученого. Урью, в свою очередь, не хотел, чтобы алхимик умолк, и искусственно пытался поддерживать в себе прежний патриотический накал. Судя по всему, он думал, что так сможет вытащить из Маюри больше сведений. Алхимика забавляла эта наивная игра пациента, и он делал вид, что ничего не замечает. Но так как подколок и издевательств с его стороны меньше не становилось, Исида ненавидел его по-прежнему остро. Маюри это было глубоко безразлично.

- Мне кажется, я вижу светлое пятно, - произнес Исида, напряженно уставившись в сторону окна. "А зрение начинает возвращаться..." - Маюри был откровенно доволен собой.
- Ты намекаешь на галлюциногенные грибы в супе? Их не было, поверь. Зачем мне травить материал для исследования, которым ты являешься?
Мальчишка побледнел, стиснул кулаки и отвернулся к стене. Для лучника, привыкшего гордиться принадлежностью к своей сотне, потеря зрения была едва ли не самым страшным в жизни событием. И именно возвращения зрения он ждал с особенной надеждой. Поэтому и не спросил об этом ни разу - знал, что получит в ответ лишь россыпь жестоких насмешек. Ну не разочаровывать же его, в самом деле!
- Или ты имел в виду что-то другое? - в голосе Маюри звучала едва ли не доброжелательность.
Исида что-то неразборчиво пробормотал. Ученый рассмеялся.

Зрение действительно восстанавливалось, пусть и очень медленно. Когда спустя месяц после ранения товарищи Исиды вернулись в дом алхимика, он все еще почти ничего не видел. Но Маюри позволил забрать его в город. Как материал для исследований мальчишка уже не был нужен, а с дальнейшим лечением ("Вот это капать в глаза, вот это пить. Не перепутайте!") справится даже тупой солдат.

Маюри искренне радовался тому, что остался, наконец, в одиночестве. И, конечно же, ни мгновения не сожалел об исчезновении из его жизни юного лучника. Упертого, гордого, не по возрасту сильного, решительного, прямолинейного мальчишки с глазами цвета ночного неба.

Исида неохотно отвечал на расспросы товарищей по оружию. Что он мог им рассказать о месяце, проведенном в доме алхимика? Что этот ученый - язвительная сволочь, и что он его люто ненавидит? Или о том, как много пришлось ему передумать, лежа в выматывающей душу темноте? А может, о том, как много вопросов осталось без ответов?

***

Настойчивый стук в дверь оторвал Маюри от работы. Ругаясь, алхимик распахнул дверь и в изумлении застыл. На пороге дома стоял Исида и с не меньшим потрясением смотрел на него. Впрочем, выражение синих глаз почти немедленно сменилось на торжествующее.
- Я знаю, кто ты! - удовлетворенно произнес мальчишка и шагнул вперед. - Пустишь?
"Даже так? Интересно, и что же ты знаешь?"